Вот это долбаный герой отыскался! Джентелмен. Чтоб Клавку не подставлять, готов по всему селу с завернутым в подорожник достоинством идти. Его в таком виде внутрь штанов точно не запихнешь. Лишь бы избежать допроса.

— Погоди… И штаны расстегнуты... — Баба Зина перегородила дорогу. — А ты дед?

Клавдия тихо выдохнула, ухватившись за сердце. Тут тебе и секрет про Андрюху, и вчерашний самогон, деду отданный. Залет по всем статьям. Ситуация, очевидно, складывалась критическая.

Я понял, надо что-то делать. Переростку не выкрутиться. Сложно объяснить, почему ты голым писюном в чужом курятнике перед петухом тряс. Ему дядька точно голову оторвет. А я… С меня спросу нет. Все привыкли, Жорик — городской дурачок с закидонами.

— Меня они отговаривали. Я в сарае спрятался, хотел Клавдии сюрприз сделать. Но Андрюха вместе с Матвеем Егорычем прибежали, чтоб мозги мои на место вправить.

Все присутствующие в немом изумлении уставились в мою сторону. Нес я, конечно, ахинею редкостную. Но вся суть в том, что из моих уст любой бред за правду приймут. Чего уже только не было. А Андрюхе с Клавдией и правда мандец, если их ролевые игры вскроются. Я уеду все равно. Им тут жить.

— Какой сюрприз? — Выдала, наконец, баба Зина. — За каким дьяволом тебе это?

— Ну… — Я посмотрел на Клавку. Та аж дышать перестала. — Люблю ее. Сил нет.

— Кого? — Зинаида Стефановна на всякий случай, походу, решила переспросить. Мало ли, вдруг послышалось на фоне стресса.

— Клавдию. — Снова посмотрел на продавщицу. Представил, с какой скоростью слухи разнесутся по Зеленухам. Это ж баба Зина. У них с Ольгой Ивановной соревнования. Кто быстрее и красочнее растрепет языком информацию. А тут вообще целая драматическая история с юмористическим концом. Каламбур, блин, выходит.

— Ее? — Зинаида Стефановна ещё раз на всякий случай переспросила и даже ткнула пальцем в продавщицу.

— Ну, чего заладила то? — Та наоборот расправила плечи, выпятила грудь и даже лицом как-то посвежела. — Представь, меня. Все? Андрей, идём в доме положим тебя. Фельдшера сюда позову. Не́чего позориться по всей деревне.

Матвей Егорыч, который вообще притих и, судя по несчастному лицу, мысленно молился, чтоб его ни о чем спрашивать не стали, тут же подхватил братца и потащил его к дому. Клавдия устремилась следом.

— Ну, Жорик… — Зинаида Стефановна покачала головой, когда я двигаясь к выходу из курятника, остановился рядом с ней.

Молча развел руками, типа, ну, да, что с меня, дурака, взять, и обошел бабу Зину.

— Жорик! — Окликнула она меня, когда я уже направлялся по двору к ступеням дома, где скрылись Переросток и его сопровождающие. — Ладно, ты Клавке сюрприз готовил. А почему Андрюха без штанов оказался. Вернее, почему он то пострадал?

— Что ж Вы прицепились… В туалет человеку приспичило. А вы во дворе с Клавдией разговаривали. Меня мужики до вашего прихода поймать успели и в сарай засунули. Чтоб ерундой не страдал. Андрюхе приперло, а у Клавки петух психованный… Как и все в ваших Зеленухах. Все? Довольны?

Не дожидаясь ответа, сплюнул на землю и пошел дальше.

Глава 12

Не было бы счастья, да несчастье помогло. Так ведь говорят? Точнее не выразить. Обстоятельства всего случившегося сыграли мне на руку. Дорогой ценой, но тем не менее. Чем дольше времени провожу в Зеленухах, тем больше склоняюсь к мысли, что все эти пословицы и поговорки, придуманные, типа, народом, имеют глубокий смысл. Вот сейчас ситуация по факту получилась ровно, как в этой выстраданной в процессе народного опыта философской мысли.

Просто в итоге, было как-то неожиданно, на подобный эффект точно не рассчитывал, выставляя себя дураком, Андрюха проникся моим поступком до глубины души. Серьезно. Но это произошло потом. Прежде нам пришлось выдержать несколько часов запоминающегося времяпрепровождения. Особенно братцу. Мне, конечно, тоже, но Андрюхе досталось бо́льше.

Пришел фельдшер и без остановки ржал минут десять. Смотрел на место, где имелась травма, потом закрывал лицо руками и реально ржал. Громко, издавая звуки, которым позавидует любая приличная свинья. Даже не конь. Что-то среднее между хрюканьем и длинным, долгим звуком "ы-ы-ы-ы-ы". Лицо он закрывал ладонями, так понимаю, дабы больного не заплевать, потому что от чрезмерного веселья слюна фельдшера летела во все стороны. Смеялся он буквально до икоты, сползая со стула. Все остальные, Зинаида Стефановна, дед Мотя и даже Клавдия, пытались держать себя в руках, но тоже нет-нет с их стороны слышались сдавленные звуки, тщательно подавляемого хохота.

— Погодите, погодите… — Иван Петрович, так звали единственного на все село представителя здравоохранения, который в своем лице объединял несколько вакансий сразу, от медсестры до хирурга в случае крайней необходимости, — Ещё раз можно?

— Опять с начала? — Братец тяжело вздохнул и грустно посмотрел на сидящего рядом, на табуретке, мужчину с медицинским чемоданчиком в руках.

— Зачем же с начала. Не-е-е-е… С начала не надо. Там все понятно. С того места, где в курятнике появились баба Зина и Клавдия…

Фельдшер уже обработал место ранения антисептиком, а по русски говоря, просто спиртом, и теперь чисто угорал со всей этой истории. Андрюха, кстати, моей же версии и придерживался. Якобы неудачно захотел пометить территорию клавкиного петуха. Петух такого вопиющего безобразия позволить не мог, потому и совершил акт мести.

— Не буду. — Насупился братец. — Что ж я, клоун вам что ли …

— Нет, ты не кловун, Андрюха, — Встряла Зинаида Стефановна, — Ты теперь — Хреноклювик. Так и будем звать. А что? Вон Нинкин муж, Слепневой, он под энтим делом всегда ищет, кому в морду дать. Так его и зовут, Серёга Мордобой. А ты…Ну, понял аналогию, да?

Иван Петрович в который раз громко хрюкнул и загоготал в голос, утирая слезы.

— Все! Хватит! Жорик, пошли домой. Щас ещё там будет… Концерт по заявкам. — Психанул в конец Переросток.

Мы всё ещё находились в доме у Клавдии, которая хлопотала вокруг пострадавшего. На меня, кстати, она косилась с интересом. Походу слова о любви запали ей всё-таки в душу и память. Не дай бог, конечно. Этой особы мне сейчас для полного комплекта не хватает. И без того голова пухнет от насущных проблем. Поэтому я всячески избегал встречи взглядами и вообще смотрел либо на Андрюху, либо в пол. Типа, не понимаю ни черта, никаких намеков.

По словам фельдшера, которые он всё-таки смог выдавить сквозь свой ржач, петух, просто-напросто, рассек часть пористого, так сказать, тела. Поэтому и крови было столько много. Там же, по сути, кроме крови ничего и нет.

После того, как место ранения было обработано, а затем ещё смазано специальной мазью для заживления, рана же один хрен имелась, опасность заражения миновала. А вот опасность в очередной раз стать нам звездами ближайших дней, наоборот, росла с максимальной скоростью, громадными скачками.

За фельдшером, на другой конец деревни, бегала Зинаида Стефановна.

Ясное дело, за эти полчаса Зеленухи в красках и лицах узнали историю о том, как Жорик сбесился окончательно. Вместо того, чтоб мчать в сторону Москвы, примчал в курятник к Клавдии. Прямо как был, с чемоданом. И на топографический кретинизм не спишешь. Явно слишком различные весовые категории: Москва и сарай местной продавщицы. Это не микрорайоном промахнуться.

А поступил Жорик, то есть я, таким образом, потому что втрескался в нее, то есть в Клавдию, по уши. В этом месте, слушатели выказывали различную степень недоверия. От "да иди ты!" до "все ты, Зинка, брешешь!" На что супруга деда Моти клятвенно гарантировала достоверность сведений из первых уст.

После того, как Жорик, то есть я, пробрался в клавкин сарай и засел там, подло маскируясь среди кур…Такой стресс у птицы, такой стресс… И кстати, цель данного мероприятия осталась неизвестной, но планировал городской дурачок явно какую-то херню. По данному моменту признательных показаний от влюбленного, то есть от меня, по заверению рассказчицы, не поступало. Так вот, засел, значит, Жорик в засаду, но его, то есть меня, разыскали Матвей Егорыч вместе с Андрюхой, которые решили предотвратить беду, спасти честное имя продавщицы. Логично предположить, мое имя спасать уже было поздно по мнению и бабы Зины, и местных. Ну, не суть… Главное, сильнее всего акцент в рассказе делался на деда Мотю, который совершил самый настоящий героический поступок. В чём этот поступок заключался, уточнений не имелось, но "охала" его супруга в данном месте повествования выразительно, с гордостью, тем самым давая простор для размаха фантазии деревенских жителей.